Фрагмент из новой книги протоиерея Максима Козлова, настоятеля Патриаршего подворья храма преподобного Серафима Саровского на Краснопресненской набережной, профессора Московской духовной академии, «Промысл – штука нелинейная», которая вышла в издательстве «Никея».
В первый раз я побывал в Псково-Печерском монастыре в далеком 1982 году. Происходило это зимой, на студенческие каникулы.
Лет мне тогда исполнилось восемнадцать от рождения, четыре от крещения и два — от начала обучения в университете. До того единственным опытом посещения монастырей были поездки в лавру на акафисты в академический храм или на день памяти преподобного. Но это — приехал, помолился, уехал.А про Печоры говорили, что там можно пожить и потрудиться, оказаться в том мире, о котором до того приходилось только слышать или читать в ксерокопированных книжках.
Сначала мы предполагали ехать некоторым небольшим православно-филологическим сообществом, но ко дню отъезда все мои спутники по разным причинам расточились, и путешествовать пришлось одному.
Автобус из Пскова был преддверием неизвестного. Что ждет? Примут ли? Приживусь ли? Признают ли за своего? Что делать, если будет от ворот поворот? Все эти мысли роились в голове, пока рейсовый «Икарус» по заснеженной дороге увозил все дальше от цивилизации. С монахами мне до того, кажется, и разговаривать-то ни разу не приходилось.Вхожу во врата монастыря, старенький монах дежурит у входа. Говорю, кто я такой и зачем прибыл.
Он куда-то звонит и велит идти ко входу в красный кирпичный корпус, ждать благочинного. Там еще один дежурный, он сажает меня на лавке в предбаннике у входа, и через несколько минут приходит совсем молодой, высокий, стройный, лишь слегка бородатый монах — отец благочинный (и нынешний наместник монастыря архимандрит Тихон).
Ну, несмотря на небогатый опыт церковной жизни, благословиться-то я умел. Отец Тихон беседует со мной, выясняет, на сколько я приехал, смотрит документы и — радость, радость! — благословляет идти размещаться в паломническую келью. Не знаю, как теперь, а тогда она размещалась в доме наместника на первом этаже. Рядом обитал покойный ныне архимандрит Нафанаил, сверху — наместник Гавриил, а в келье человек пять подобных мне приезжих и два относительно постоянных уже послушника.
Так началась незабываемая, счастливейшая неделя жизни в монастыре. Господь в тот приезд дал увидеть и прикоснуться только к хорошему, и хорошему необыкновенно. Вставания в начале шестого утра, короткая дорожка до Успенского еще в темноте, полунощница и братский молебен — «Преподобне отче Корнилие, моли Бога о нас!» — завтрак (вкусный, вкусный!), и на послушания. Чаще всего чистить снег, кидать его в грузовик, а потом ехать в кузове за ворота и выбрасывать в поле, иногда пилить дрова, несколько раз грузить уголь.
Но больше всего запомнилось утро на просфорне — первый раз в жизни. Вырезаем из теста нижние части просфор, потом верхушки, смачиваем, соединяем и так долго-долго. А в конце, часов уже в одиннадцать, чай со свежевыпеченными просфорами, теми, что оказались некондицией.
И еще — два ночных дежурства у трапезного корпуса вместо заболевшего сторожа. Мне выдали тулуп, валенки и велели не заходить греться больше чем на пять минут. Снег скрипит под ногами, тихо-тихо, только иногда из окна какой-то кельи доносятся хорошо знакомые позывные «Голоса Америки», полная луна, звезды. Невозможно было представить, не хотелось и думать, что где-то там за стенами монастыря советская жизнь, телевизор, дорогой Леонид Ильич, пленумы ЦК КПСС. Здесь — жизнь, и здесь — правда.
К концу пребывания бесконечная воскресная всенощная в Михайловском храме и исповедь у отца Адриана, оказавшегося не очень строгим и совсем не страшным, и Причастие наутро. Чин о панагии, и где-то в конце (но с братией, но с трудниками!) иду и я.
Благодарно помню нашего началовождя иеродиакона Максима (так похожего на Деда Мороза), истопника иеродиакона Антония, присматривавшего за паломниками в келье, келаря игумена Анастасия (всем им Царствие Небесное!), отца Тихона, всегда спешившего по своим благочинническим делам, но находившего минуту поговорить с мальчишкой-студентом. Помню благословение отца Иоанна и его улыбку. Помню, как бесконечно не хотелось возвращаться в мир, и какой дикой первые дни виделась жизнь вне монастыря. Помню, благодарю Бога и благословенную обитель.
И хотя потом еще много-много раз в жизни привелось посещать мне Печоры, в разные годы и в разном статусе, услышать, увидеть и узнать — разное, и этот первый раз — на всю жизнь. То, что нельзя отнять и чем согревается душа.
Follow
