Протоиерей Максим Козлов
Сегодня для Русской Церкви совершенно особенный день ― память новомучеников и исповедников российских, всех тех сотен тысяч, фактически миллионов наших соотечественников, в абсолютном большинстве православных христиан, которые, кто мученически, будучи расстрелянным или убитым иным образом, кто исповеднически, то есть, не пережив мук следствия, или длительного заключения, или иных тягот страшных 20‒30‒40-х ‒ начала 50-х годов, отошел к Богу, свидетельствуя о своей вере до конца. Когда люди читают древние жития великомученика Георгия, мученицы Татьяны, великомученика Пантелеимона и многих других, у них иногда возникает впечатление, что это сказка, потому что невозможно такое вытерпеть. Все эти колесования, протыкания копьями, другие страшные мучения. И долгие века, казалось, и ответить на это нечего. Ну, как человек может такое вытерпеть? До ХХ века, когда выяснилось, что неимоверное, неимоверное и физически, и нравственно, Бог дает силы перенести тем, кто на него уповает до конца. Известно уже теперь, что лучше НКВД (и этой организации под всеми другими названиями), чисто статистически добиваться результата на следствии никто не умел. Результативность гестапо от результативности НКВД отставала на порядок. Но, тем не менее, даже НКВД не могло добиться стопроцентного результата. Были люди, которые, перенеся все, не подписывали ни на себя, ни на других никаких доносов. Листая следственные дела, мы видим, как изменялся их внешний облик и как рука начинала дрожать, как почерк, крепкий в начале следствия, становился почти неразличимым к концу, но которые не подписали ни слова клеветы и неправды, ни слова, из-за которого другой человек должен был бы пойти в тот же лагерь на расстрел или в тюрьму. Вот их мы, по преимуществу, и называем новомучениками и исповедниками российскими. Они есть соль нашей земли, они есть, по слову древнего святого, то семя Церкви, из которого вырастает христианство.
Мы знаем, что многие из них были, по видимости, обычными священниками, епископами, монахами, мирянами ― то есть, такими же, как мы с вами, людьми, ничем не приметными в своей жизни конца ХIХ ‒ начала ХХ столетия. Об этих священниках, об этих епископах, об этих твердолобых монархистах или, наоборот, слишком опасных церковных либералах чего только не было написано в прогрессивной и решительной российской прессе ХIХ ‒ ХХ столетий, каких только слов не было сказано с трибуны тогдашних российских Дум. А потом, как об этом с правом свидетельствует Александр Исаевич Солженицын, настоящими политическими в лагерях можно было назвать только, по его терминологии, религиозников, только тех, кто смотрел на все происходившее глазами веры. И оказалось, что эти простые батюшки, которые могли порадоваться на Пасху вместе с прихожанами, иной раз даже слишком, эти епископы, которых называли церковными чиновниками, которые разбегутся, как только власть перестанет их поддерживать, эти монахи, которые в монастырях, конечно, были только жирными и жадными и народ обирали, пошли ради своей веры до конца. Ну, пусть это нас научит хотя бы осторожности в осуждении людей вокруг себя сегодня. И еще один вопрос, наверное, каждый из нас себе может задать. Есть что-то бесспорное в нашей истории и на нашей Родине. Невозможно оспорить подвиг новомучеников. Можно не соглашаться с их убеждениями, быть другой веры, быть без всякой веры, но, как говорил святитель Григорий Богослов, слово можно опровергнуть словом ― но чем опровергнешь жизнь и тем более чем опровергнешь смерть? Это невозможно. И если так, то каждый из нас может себя спросить: а насколько мы знаем это в нашей истории? Посчитайте, сколько в вашей памяти встает имен из числа тех, кто причислен к лику святых в качестве новомучеников и исповедников? Не с этих ли людей, по слову пролетарского поэта, себя нужно делать? Не по ним ли равнять внутреннюю планку, по которой как-то жизнь свою выстраивать и с которой как-то соотносить свою жизнь? Если мы хотя бы это будем делать и в этом окажемся им не чужими, то для нашей Родины, даст Бог, есть надежда.
Follow
