Путевые заметки. Паломничество по святыням Германии и Франции. Часть III

Часть  I

Часть II

6-й день

ПАРИЖ

Нотр-Дам де Пари

В пятницу утром после посещения Трехсвятительского храма мы ненадолго остановились у Дворца Инвалидов; приложились к мощами святой равноапостольной Марии Магдалины

в храме Мадлен, построенном  как некое подобие греческого Парфенона, одном из наиболее почитаемых в Париже, особенно у парижской аристократии;

подъехали к Гранд Опера, а потом прошлись вдоль Сены и по историческому центру города. И наконец вышли к Нотр-Дам де Пари и встали в очередь, чтобы войти внутрь.

В этот день, как и в любую другую первую пятницу каждого месяца, в 15:00, то есть в день и час крестных страданий Спасителя, Терновый венец вместе с частицей Животворящего Креста Господня и одним из четырех Гвоздей, которым была прибита табличка INRI (то есть «Иисус Назарянин, Царь Иудейский»), выносятся для поклонения верующим.

Но, как говорит Тимофей, – нас разделяет огромное расстояние от Иерусалима I века до Парижа наших дней.

 

Согласно Евангелию, Терновый венец — это сплетенный венец из ветвей терна с острыми  шипами, водруженный на голову Иисуса Христа римскими воинами. Венец из листьев лавра был тогда символом силы и правления. Сделать его из терновника – это еще один акт надсмеяния над Христом.

До 1063 года Терновый венец находился на горе Сион в Иерусалиме. В 1063 году его перевезли в Константинополь во дворец византийских императоров. Долгое время большинство святынь христианского мира хранилось в Византийской Империи. Царьград был столицей пилигримов. Особенно в те времена, когда Святая Земля была для них закрыта.

А когда кончилась эпоха раннего Средневековья возникла идея первого крестового похода. После раздела империи Каролингов и обращения в христианство воинственных венгров и викингов наступила относительная стабильность. Однако за предыдущие несколько веков в Европе сформировался целый класс воинов, которым теперь, когда границам государств более не угрожала серьезная опасность извне, приходилось применять свои силы в междоусобных конфликтах и усмирении крестьянских бунтов. Благословляя крестовый поход, папа Урбан II сказал: «Кто тут обездоленный и бедный, там будет радостный и богатый!»

В 1095 году в поле под Клермоном, где собралось огромное количество народу, каждую фразу папы Урбана II, передавали по цепочке от первых рядов до последних.  Перед лицом знати и духовенства он произнёс страстную речь, призвав собравшихся отправиться на Восток и освободить Иерусалим от владычества мусульман. Он сказал тогда, что те, кто отправится в  крестовый поход, будут спасены в Царствии Небесном. И люди после нескольких лет неурожая и голода оставили свои дома, свои семьи, и отправились в Иерусалим.  Желание наживы возникло позже. Сначала было только искреннее желание спасения и самих себя, и христианских Святынь.

Вот как в 1200 году за четыре года до разграбления Константинополя крестоносцами ризничий государева храма Николай Месарит описывает Терновый Венец:  «Еще зеленеющий, цветущий и остающийся нетленным, так как был причастен к бессмертию от прикосновения главы Христа. На вид он негрубый, при прикосновении не колючий, выглядит благоцветным, и если можно было бы дотронуться – гладкий и нежный.»

А в 1204 году произошло событие, окончательно отделившее от Вселенского Православия латинский Запад. Четвертый крестовый поход начался с того, что армия крестоносцев, не дождавшись в Венеции отправки в Иерусалим, вместо этого отправилась в Константинополь. Крестоносцы штурмом взяли город. Великая византийская империя погибла. То, что начиналось как освобождение Иерусалима от иноверцев, закончилось разбойным нападением на Византию. Установив здесь свою Латинскую империю и собственный патриархат почти на шестьдесят лет, рыцари варварски разграбили Византию. Часть святынь была навсегда утрачена, часть – расхищена и растаскана по всей Европе. Но Терновый Венец оставался в столице Латинской империи.

Во время правления латинского императора Балдуина II де Куртене его кузену королю Франции Людовику IX, с детства воспитанному в христианской вере и воспринимавшему рыцаря-крестоносца, не иначе, как защитника слабых, праведника в латах, были проданы многочисленные христианские святыни, находившиеся в Константинополе, среди которых был и Терновый Венец Спасителя.

Король Людовик IX за свою веру и великое благочестие еще при жизни был прозван Святым, а уже через 27 лет после смерти был канонизирован Западной Церковью. Личный пример короля способствовал и общественному благочестию. Современники говорили, что вернулось царство Карла Великого.

Император Балдуин де Куртене, последний император Латинской империи, задолжал венецианским купцам много денег, и вынужден был заложить им Терновый Венец. А Людовику предложил выкупить Святыню. Начался торг с венецианскими купцами, которые заломили невероятную цену.  Переговоры зашли в тупик. И тут купцы предложили компромиссное решение. Они сказали, что снизят цену (130 тысяч золотых ливров – на  современные деньги это 300 миллионов евро), если шипы от Венца (которые они потом продали в разные страны) останутся у них.

В августе 1238 года Людовик IX торжественно встречал Терновый Венец. Он снял с себя все королевские регалии и в простой рубахе, босиком прошел 40 км навстречу Святыне. Всего за шесть лет в центре Парижа на острове Сите была воздвигнута Сен Шапель – Святая часовня, один из шедевров французской готики, построенная специально для хранения Тернового Венца.  В том же году у Людовика обострилась старая болезнь. Он умирал. Его мать велела приложить к нему Венец, и он тут же выздоровел. Эта весть моментально разнеслась по всей Европе.

В Сен Шапель Терновый венец находился до Французской революции.  Во время революции терновое плетение из предосторожности был разрезано на три части, чтобы тайно вывезти из обезумевшего Парижа хотя бы часть Святыни. Однако все части благополучно сохранились.

Во время революции Сен Шапель горела, были сожжены мощи Женевьевы, одной из самых почитаемы французских святых, Венец же уцелел и хранился в Национальной библиотеке, а в 1801 году Наполеон передал его парижскому архиепископу.

Терновый Венец был заключен в круглый хрустальный корпус, украшенный золотым растительным орнаментом. И В 1806 году, вместе с другими святынями, был размещен в сокровищнице собора Нотр-Дам де Пари, где хранится до сих пор. И где мы можем его увидеть, и к нему приложиться.

 

Честно говоря, описывать то, что происходило с нами в этот день в Нотр-Дам-де Пари я бы не смогла, даже если бы мне этого хотелось. Скажу только про одну вещь, которая меня сильно удивила. Однако за верность собственной интерпретации не поручусь. Когда несколько лет назад я была здесь в одну из таких пятниц, когда Терновый Венец выносится для поклонения верующих, то тогда нас всех рыцари тамплиеры разделили на две группы: православные с одной стороны, католики с другой. И мы все подходили к Венцу, не перемешиваясь, так что можно было заметить, что православные прикладываются к Святыне, а католики нет. Я тогда спросила у знающих людей – так ли это и почему? Мне сказали, что у католиков вообще это не принято. В этот же раз прикладывались все, то есть и католики. Хотелось бы надеяться, что за эти годы сказалось влияние православных верующих, хотя, конечно же, по логике вещей, это маловероятно – столько лет, столько веков было иначе, а тут появились паломники из восточной Европы и сумели так сильно изменить отношения верующих к Святыням?  Хотя с другой стороны – раньше и икон в католических храмах было меньше.

После Нотр-Дама мы заехали в знаменитую для истории русской эмиграции церковь Святого благоверного князя Александра Невского на Рю да Рю, община которой находится на сегодня под юрисдикцией Константинопольского Патриархата. От этого было грустно, несмотря на всю ту намоленность, которая там ощущалась, и на все те старинные и чудотворные иконы, которые там нас окружали.

 

А затем часть паломников отправилась на холм мучеников – Монмартр, в церковь Сакре-Кер, которая стоит на месте смерти Святого мученика Дионисия Ареопагита, и откуда открывается знаменитый, не раз воспетый едва ли не всеми художниками, вид на Париж, где в тот момент начинали зажигаться вечерние огни.

Вот такой был последний день в Париже.

7-й день

РЕЙМС

Рано утром мы выехали из Парижа. К сожалению, еще вечером накануне Тимофей вынужден был нас оставить, но заменившая Тимофея Маша оказалась тоже очень квалифицированной и главное – со своим особым, то что называется, «авторским» взглядом на те «исторические узлы», которые пыталась на наших глазах из всех многовековых культурных, религиозных и исторических наслоений и переплетений выявить. Больше всего мне запомнились, когда мы на следующее утро стояли перед кружевной громадой Реймсского собора, Машины слова о «религиозной внимательности» Средневекового человека. Вообще в средние века было очень сильное уважение к предметам, которые подолгу, по несколько лет делались. Тогда люди были более внимательны ко всему, что их окружало. Знамения времен тоже очень внимательно оценивались – чума бесчинствовала вокруг, все  шли в храм, вставали на молитву, и чума обходила стороной. Поэтому тогда строительство кафедрального собора становилось национальным проектом. Ведь для средневекового человека пространство храма было живым присутствием Бога. Из узких грязных улочек он заходил в огромный храм, который строили его деды, прадеды. Заходил в сакральное место. И там для него начиналась другая жизнь.

Глядя на Реймсский собор, понимаешь, что это не пустые слова, это так и есть.

 

Но если же посмотреть на него чисто с искусствоведческой точки зрения, то тоже сразу понятно, что это просто шедевр зрелой готики. Многие считают, что Реймсский собор является самым гармоничным из всех готических соборов Франции, при том, что высота его башен – 80 метров. Для средневековых мастеров он был настоящей «Академией искусств». И неслучайно Реймсский Нотр-Дам стал местом коронации французских королей.

Первым же королем, короновавшимся в Реймсе в 481 году, стал вождь франков знаменитый Хлодвиг, что означает «прославившийся в боях». А годы спустя святой Ремигий, кельтский миссионер и епископ, просветитель Франции, крестил его и все его войско франков.

Было это так: Хлодвиг посылает двух своих слуг, переодетых в нищих, проверить – хороша ли дочь бургундского короля Клотильда, про которую все говорят, что она очень красивая и умная ? Она не знает, кто эти нищие, и подает им милостыню. Они поражены ее красотой и добротой и отдают ей кольцо Хлодвига.

Хлодвиг без памяти влюбляется в Клотильду и женится на ней. Но она христианка. Хотя королевский дом Бургундии был арианского исповедания, Клотильда под влиянием своей матери перешла в ортодоксально-никейскую веру. Она пытается убедить Хлодвига принять крещение. Однако Хлодвиг не поддается ни в какую: франки меня не поймут и не пойдут за мной – говорит он. Когда рождается их первый сын, то сразу после крещения прямо в крестильных одеждах умирает. Хлодвиг в ярости, он уверен, что надо было посвятить наследника франкским богам. Когда рождается второй сын и после крещения тоже заболевает, то Хлодвиг просто неистовствует и уезжает на войну. Клотильда встает на молитву, и через несколько дней ребенок выздоравливает. Но, несмотря на это чудесное исцеление и постоянные увещевания жены, Хлодвиг отказывался отринуть язычество.

И только когда в неравной битве франков с аллеманами войска Хлодвига дрогнули и побежали, он призывает: «Бог Клотильды! Помоги нам». И франки останавливаются и побивают аллеманов. Как военный профессионал и прагматик по натуре Хлодвиг на деле уверяется в том, что Христос имеет не только нравственную силу, но и реальную. Вернувшись к Клотильде,  он говорит, что решил креститься. И в 486 году в Реймсе происходит крещение. Перед этим Хлодвиг собирает франков и говорит им: «Я завтра принимаю Бога Клотильды и предлагаю вам тоже крестится вместе со мной, так как Бог мне помог». Его влияние на людей было настолько велико, что вместе с ним три тысячи воинов-язычников крестятся.

По преданию в тот день в церкви почему-то кончилось миро. И по молитве епископа Ремидия, голубь (по другой версии сама Святая Женевьева) принес склянку с миром, и крещение произошло.

Считается, что после этого события начинается второе крещение Европы.  А вслед за ним процесс сближения и интеграции франко-римских народов. Стали заключаться браки, изучаться языки.

Крещение способствовало укреплению власти и самого Хлодвига, обеспечив ему поддержку ортодоксально-никейского духовенства и благожелательное отношение галло-римского населения.  Хлодвиг принял христианство в его ортодоксальной форме. Раньше крестившиеся германские народы (вестготы, остготы и др.) отдавали предпочтение арианству. Ортодоксальное, никейское вероисповедание воспринималось ими как официальная религия императорского Рима, и короли опасались, что их народы «растворятся» в чуждой и мощной цивилизации. Хлодвиг, видимо, посчитал эти опасения неосновательными, и принятое им решение способствовало укреплению романо-германского культурного единства, в чем собственно и состоит заслуга франкского монарха перед европейской культурой.

Во время первой мировой войны Реймс был захвачен немцами и четыре года оставался в зоне боевых действий. В сентябре 1914 года в результате бомбардировки собор был превращен в «море огня». Были уничтожены многие витражи, в том числе большая «роза», значительно пострадали статуи.

Некоторые витражи не восстанавливались в прежнем виде, а были заменены новыми работами современных художников, в том числе в алтарной абсиде – витражами Марка Шагала. То, что они в его творчестве – безусловная высота – не вызывает сомнений, но правильный ли это выбор для храма – не уверена.

ЛЮКСЕМБУРГ

В этот день вообще накрапывало, а когда мы приехали в Люксембург пошел дождь. Но это не помешало нам прогуляться по старому городу и посмотреть с большой высоты с двух смотровых площадок на то узкое и довольно круто извивающееся ущелье, в котором расположена его большая часть.

Вообще даже зрительно Люксембург ни на что не похож. И неслучайно на фасаде старинного, охраняемого государством дома около бывшего рыбного рынка сохранилась средневековая надпись: «Мы хотим остаться теми, кто мы есть».

А на современном окне следующего дома – налепленные на него рекламные изображения трех обезьянок: одна из них руками закрывает уши, другая – глаза, третья – рот. Мол – «ничего не хочу ни слышать, ни видеть, ни говорить».

Думаю, что это, безусловно, неслучайное, а продуманное (вот только кем? – неужели, городскими властями?) сочетание, как временное, так и стилевое, можно интерпретировать по-разному, может быть, и так, что люксембуржцы во все времена больше всего радели о сохранении внутреннего покоя, тем более в наши дни.

 

У них все какое-то свое – штучное. Даже 20 ноября, день Святого Виллиброрда, бенедиктинского монаха, миссионера из Ирландии, обратившего в христианство Фрисландиию и Люксембург, неофициально именуемого «апостолом фризов», празднуется не так, как обычно у всех верующих. В этот день на улице города люди, взявшись за руки, продвигаются вперед в своеобразном танце – три шага вперед, два назад. Сказать откуда взялся этот обычай никто не может, но предполагают, что «танец Виллиброрда» – это наследие раннесредневековых покаянных процессий, участники которых вели себя, как больные тяжелыми болезнями, считая, что это поможет «отогнать» болезнь. Тем более что Виллиброрд излечил юношу от эпилепсии. А возможно, это подражание христианским паломникам, которые через каждые три шага опускались на колени. Но кто-то считает, что в этом оригинальном обычае присутствуют отголоски древних языческих культов. Как бы то ни было, шествие вот уже много веков проводится ежегодно и заканчивается торжественной службой у захоронения святого.

Уже в полной темноте мы приехали в паломнический отель в 15 минутах езды от Трира, где нас встречала жена Тимофея Эльвира. Мы там поужинали, и еще успели прогуляться по маленькой мозельской деревушке Беконд, абсолютно вымершей в этот час, кроме пивного паба, откуда доносились раскаты хохота.

Татиана Йенсен