Путевые заметки. Паломничество по святыням Германии и Франции. Часть I

Давно мучаюсь без ответа на такой важный, на мой взгляд, вопрос: за что и для чего современному человеку в отличие от наших предков дана и по сей день кажущаяся фантастической привилегия – увидеть этот мир не только от горизонта до горизонта, но и облететь его, объехать, обплыть с разных сторон.  Можно по кругу, по экватору, по полюсам, можно по параллелям – к примеру, от Лондона до Токио, можно по меридианам – скажем, от норвежского Нордкапа до Кейптаунского мыса Доброй надежды, можно по диагонали – от той же Исландии до Новой Зеландии, а можно и по спирали, виражи которой ты сам волен заложить. А можно еще и по «краям света» (то есть по мысам – там, где материк кончается и обрывается в океан), например, от острова Шикотан Курильской гряды до полуострова Кенай на Аляске …. Нашим предкам еще в прошлом веке такое и не снилось. Как известно, сам Пушкин за всю свою жизнь сумел побывать только на Кавказе, в оренбургских степях, в Молдавии и в Одессе. Да, еще в Михайловском. А сейчас, если есть деньги и главное – желание, любой пенсионер может позволить себе почти все, что захочет.  И все это неизмеримое ни для глаза, ни для ума, и даже не для души пространство накручивается в тебе за всю твою жизнь такими многослойными и сложнейшими переплетениями, что понять нельзя, как все это ты в себе носишь, и как это увиденное, пусть даже просто по касательной, и пережитое тобой, пусть даже предельно неосознанное, не разрывает тебя на части?.. По скольким мириадам травинок, еловых иголок, песчинок скользнул наш взгляд? – представить себе это число, хотя бы чисто умозрительно, нельзя. Но оно есть. И оно конкретно и конечно.

Выручает, как всегда, беспамятство и легкомыслие. Человек, чаще всего не отдавая себе в этом отчета, сбрасывает со своего «рабочего стола» почти всю полученную информацию. Однако на жесткий-то диск личностного генофонда все эти пространственные реальности, думаю, где-то подробно и дословно записываются. Ведь, как известно, если генетические спирали всех клеток человеческого организма распрямить и выложить по прямой, то линия эта будет равна расстоянию от земли до луны туда и обратно около 40 раз.  И то есть, видимо, это значит, что каждый из нас по природе своей способен выдержать столь мощный поток пространственных перемещений, событий, впечатлений. Но способен ли вместить их в себя так, чтобы они остались в оперативной памяти, а не ушли безвозвратно – по крайней мере, в этой жизни – на дно души?

Мы ведь, как правило, вообще мало способны вмещать в себя нечто цельное и глубокое.  Нам несоизмеримо легче с фрагментами, осколками, даже обрывками. Зачерпывать и пить из колодца сложнее, чем размазывать манную кашу по мелкой тарелке. Ведь вот, когда выходишь на берег океана, то в первый момент от мощи видимого и невидимого глазу мира дух захватывает, и что? Надолго ли? Уже через 10 минут какие-то залетные мысли вдруг вспыхивают в мозгу, а через 20 одна из них прочно располагается в твоем сознании и уже абсолютно неслучайно и привычно завладевает твоим вниманием.

И все это стократно, многократно умножается, когда речь идет не о географическом перемещении в неизведанных еще тобою землях, а о паломничестве, то есть не просто о преодолении и принятии в себя пространства, а о прикосновении к духовной реальности, к духовному времени.

Если в прежние века паломники месяцами шли к какой-то святыне, то теперь при других жизненных скоростях абсолютно реально, как, скажем, мы за восемь дней  нашей поездки успеть переместиться из Германии во Францию, из Франции в Люксембург, и через Трир вернуться обратно во Франкфурт-на-Майне; причаститься в день Святых мучениц Веры, Надежды, Любви и матери их Софии в католическом аббатстве Эшо у мощей мученицы Софии или в Париже в Трехсветительском храме у чудотворной иконы Иверской Божией Матери; приложиться в Шартре к Плату Пресвятой Богородицы, в котором Она была в ночь Рождества, в Нотр-Дам-де-Пари к Терновому венцу Спасителя, поклониться в Трире Хитону Господа, о котором «стражники тянули жребий»… Но вот как же можно нам таким недостойным, таким несобранным, таким многозаботливым и суетным, все это в себя вместить? И тут уже даже мириады травинок и еловых иголок ни в какое сравнение не идут?..

Однако ведь и в наше время никто не отменял того, что Христос – «Начальник тишины» (3-я песнь покаянного канона к Богородице). И как тогда с этим быть? Как найти меру твоего соучастия и полноту и целостность предстояния! Да еще тогда, когда такого рода паломнические поездки в Европу неминуемо в разной мере перехода, но каждодневно граничат с обычным туризмом – с вечерними ресторанами, с шопингом по магазинам, с выставками современного искусства, и даже просто с ночными посиделками и чаепитиями в номерах… И каждый раз, вроде бы не совершая ничего предосудительного – из ряда вон выходящего, испытываешь тревожное чувство своей мелкости и духовной несостоятельности. Что-то в тебе не так? Раз не можешь удержать в себе те чувства, которые только что испытывал, стоя на коленях. Раз тут же с готовностью соскальзываешь в привычный житейский водоворот.

И что же делать? Не ехать, не прикладываться, не причащаться у великих святынь?.. Но задавая эти вопросы, и мучая себя ими, давно знаешь ответ. Конечно же, ехать, стараться хранить в себе тишину, учиться. Мы же знаем, что никогда не готовы к причастию, и никогда не сможем быть по-настоящему готовыми, и тем не менее идем к нему – такими, какие есть. И идем к Чаше рядом с такими же не готовыми, но идем все вместе, одной церковной семьей.

Вот и в этой поездке, которая по концентрации своей была выдающейся, больше всего в минуты сомнений, растерянности и слабости – помогали общая молитва – утреннее и вечернее правило в автобусе, в чьем-то номере, в домовом храме паломнической гостиницы и совместное чтение Евангелия перед сном. Когда, думаю, каждый из нас, даже, не отрывая глаз от книг и не оборачиваясь, чувствовал голос другого стоящего рядом, как свой собственный, особенно когда тот дрожал и срывался.

И еще, конечно же, не впадать в чрезмерное самоукорение, которое глаза застит, и «не терять трезвение», к чему нас всегда так последовательно и строго призывает отец Максим, помогал Тимофей. Тот самый Тимофей Китнис, возглавляющий паломнический центр апостола Фомы в Европе, с которым вот уже несколько лет подряд многие из нас колесят по Франции, Италии, Германии, Швейцарии и слушают его нескончаемые повествования о былых временах. Он не рассказывает эпатирующие байки разных времен и народов, как многие даже в своем роде блестящие экскурсоводы, он как бы вместе с тобой нащупывает главные «исторические узлы» (выражение Солженицина) и, интерпретирует их с позиций христианской истории, подкрепляя примерами. При этом даже если некоторые из них ты уже не раз слышал, то эффект реальности тех стародавних событий только усиливается, потому что Тимофей говорит так, будто бы сам вспоминает прошедшие времена. И они буквально на твоих глазах, сменяя друг друга, словно волны, прокатываются по Европе, покрывая и те исторически важные места, в которых мы находимся в данный момент. В конце поездки, в своем благодарственном слове отец Максим сказал о «редком свойстве Тимофея: сочетании настоящего профессионализма и душевных качеств». А как мы все знаем, из его уст такая прямая похвала дорогого стоит.

У Тимофея действительно, как говорит его сотрудница Маша, «ангельский характер» – он тотально не раздражителен, хотя видно, что за все происходящее в поездке горячо переживает, он внимателен к любому и к любой его просьбе, он не унывает и всегда радостно открыт вопрошающему. Поэтому Тимофею, без всяких особых усилий с его стороны, удается заразить тебя ощущением реальности того, что вот именно здесь в этом исторически значимом месте именно все так и было.   И, видимо, это его «редкое свойство» помогает нащупывать и прокладывать православные паломнические пути-дороги-тропочки по «Неизвестной Европе» (так называется 12-серийной фильм, в котором Тимофей был одновременно и автором, и ведущим, и который был показан в этом году на телеканале «Культура»). В результате его профессионализма, неотступности и личных «душевных качеств», в католических храмах нам разрешают у многих святынь петь тропари и величания, а иногда и молебны, а в особых случаях даже служить литургии. Ведь до разделения церквей в 1054 году все христианские святыни у нас были общие.

И вот это осознание общего прошлого в большой истории христианской Европы тоже постепенно приходит к тебе, благодаря таким поездкам. Когда едешь не в паломничество вместе с приходом, а частным образом со своими близкими, то не видишь, не знаешь, пропускаешь огромное количество важных «исторических и религиозных узлов», которые с такой легкостью открываются нам, благодаря, с одной стороны окормлению наших духовных отцов, а с другой – путеводительству таких людей, как Тимофей.

Вот об этих главных «узлах», обретенных на пройденном нами пути (безусловно, каждый из нас пролагал свой маршрут по предложенным нам всем вешкам), я попробую написать несколько слов, стараясь по возможности следовать хронологии – день за днем.

1-й день

ДАРМШТАДТ, СТРАСБУРГ

Прилетев во Франкфурт на Майне мы тут же сели в автобус и поехали в Дармштадт. Это недалеко. Меньше часа пути. Как известно, в Дармштадте родились Святая преподобномученица Елизавета Федоровна и Святая царственная страстотерпица Александра Федоровна, Принцессы Гессенские и Рейнские, дочери Великого Герцога Людвига IV. Но следов их пребывания на этой земле осталось очень мало, так как во время Второй мировой войны город был разбомблен. Родовой дворец семейства тоже. Однако русская церковь Св. равноапостольной Марии Магдалины, построенная на пожертвования царской семьи, по-прежнему возвышается над городом на холме Матильды.

Она в буквальном смысле слова стоит на русской земле, так как сюда привезли 400 вагонов из российских губерний. Находящийся у подножья холма вокзал был построен специально для того, чтобы принять вагоны земли из России. Вокруг церкви маленький заборчик, внутри него – земля по-прежнему русская и номинально, и юридически. Снаружи земля немецкая, которую православные церковнослужители не имеют право даже покосить. Зато внутри церковной ограды то там, то здесь растут маленькие белые маргаритки. А снаружи их почему-то вообще нет.

Прежде, чем зайти в храм, где шло венчание, всю нашу группу пригласили в трапезную, которая, на мой взгляд, ну разве чуть побольше трапезной в Серафимовском храме. Но мы как-то там чудом разместились и начали лакомиться – помимо первого и второго нам предлагалось такое количество самых разнообразных салатов и разного рода выпечки – кексов, печений, пирожных, что, кажется, на столах после нашего обеда все так и осталось нетронутым.  И, может, я и не права, но мне показалось, что нас, только что приехавших из России, не просто радушно принимали и закармливали, а явно очень хотели с нами поговорить…

Со фрески над входом храма Святая равноапостольная Мария Магдалина смотрит так серьезно и строго, что под этим ее взглядом не все решаются или не все могут войти.

Но мы, слава Богу, вошли.   И первое, что бросилось в глаза – растительный узор на стенах. Розы, лилии, гвоздики – любимые цветы Александры Федоровны. Храм совсем небольшой, и очень, действительно, русский. Проектировал его Луис де Бенуа, мозаику и эскизы росписи делал Иван Васнецов.

Здесь же хранятся хоругви и синее аналойное покрывало, вышитые самой императрицей Александрой Федоровной. Именно для нее по указанию императора Николая II и был возведен этот храм, как сказала нам местный экскурсовод (воспитательница воскресной школы при церковной общине), «в ярославском стиле».

Николай II со своим семейством несколько раз посещал Дармштадт. И больше всего и он, и Александра Федоровна любили прогулки по парку, который действительно чудесный. Это не английский парк, а «Розовый сад», где вековые деревья и лютеранская часовня, «серая, как зола».

И на каждом повороте – розарий. Правда, сейчас все розы отцвели, зато из сухой стриженой травы вылезли розовые крокусы, такие большие, что не держатся на своих ножках и вынуждены просто стелиться по земле. И еще здесь есть огромные деревья – еловые, кипарисовые, абсолютно идеальных форм, и даже несколько секвой, к стволам которых, как всегда, когда их видишь, хочется прикоснуться рукой – такие они могучие. Экскурсовод вела нас по маршруту крестного пути, которым верующие идут из храма в дни царственных страстотерпцев, правда, до конца мы не дошли, но она рассказала нам, что за главным розарием –   пшеничное поле с маками и васильками, а еще дальше лес с грибами, куда она часто ходит с детьми.

Этот год отмечается у нас, как 400-летие дома семьи Романовых, но ничего сугубо музейного, архивного – мы не видели, зато походили по тем дорожкам парка, где молодые Николай и Аликс, будущие царственные страстотерпцы, гуляли, разговаривали и где окончательно поняли, что не могут друг без друга.

Вечером мы приехали в Страсбург и большой компанией отправились ужинать в старинный ресторанчик под огромным платаном на берегу реки Иль. Все наше путешествие было еще впереди и мы в предвкушении чего-то пока нам неведомого пили вино и говорили тосты. И тут меня поразило, что в таком абсолютно европейском по меркам городского пейзажа месте один из нас без всякого видимого вызова, без всякой натужности, легко и естественно предложил выпить за патриарха Кирилла. Потом мы еще не раз вспоминали патриарха, но тогда, в Страсбурге меня словно током ударило это «сближение далековатостей». И как же, оказывается, все может быть просто и рядом.

После ужина, возвращаясь в гостиницу, мы решили пойти другой дорогой и забрели в район старого города, где петляющие протоки, каналы с узкими каменными набережными разделяли старинные дома со знаменитыми средневековыми темными фахверковыми балками на белоснежных фасадах, крестообразно перекрещивающимися, косыми, перпендикулярными, параллельными. И все это, подсвеченное фонарями, отражалось в темной воде, которая была просто повсюду.

2-й день

Аббатство Эшо

Утром мы поехали в церковь Святого Трофима в небольшую эльзасскую деревню Эшо в 15 км от Страсбурга, или как ее еще называют – ясеневый остров. Здесь вплоть до французской революции находились честные мощи Святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии, пострадавших в Риме около 120 года.

Святая София  была христианкой, и она, и ее дочери не скрывали своей веры во Христа. Об этом стало известно императору Адриану, и тот повелел привести их в Рим. Призывая к себе по очереди сестер, он убеждал их принести жертву богине Артемиде. Юные девы отроковицы, ободряемые матерью, отказались, они не отреклись от Христа. Тогда император приказал жестоко истязать их. Святую Софию не подвергли пыткам, ее не казнили, а заставили смотреть на страдания и смерть своих дочерей. «Принявшая страдания за Христа не телом, а сердцем», она три дня не отходила от их могилы, пока не предала свою душу Господу.

Церковь святого Трофима когда-то была центром аббатства святой Софии, основанном Страсбургским епископом Ремигием, доставившим сюда в 777 году из Рима мощи святых мучениц. Но во времена Великой французской революции монастырь был разрушен, а мощи уничтожены. Так, оказывается, революционеры боролись с верой и Церковью. Им даже кости христиан не давали покоя. И вот, оказывается, от кого наши революционеры в семнадцатом году напрямую переняли методы борьбы с верующими. Просто один к одному. То есть, конечно же, я и до рассказа Тимофея об этих событиях знала о том, что означала для якобинцев на деле борьба за свои свободы, но в данном случае речь шла о мощах замученных девочек. Какая же сила от них исходила, что с ними надо было так беспощадно бороться.

Вообще уже в средневековой Европе почитание подвига мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии было так сильно, что в 1143 году игумения монастыря решила устроить на старинном «римском пути», ведущем в разросшуюся вокруг аббатства деревню Эшо, «гостиницу для паломников, со всех сторон приходящих».  Сегодня в храме пребывает частица Креста Господня и частица мощей Святой Софии, привезенной сюда из Рима в 1938 году. И здесь вновь возрождается паломничество, в основном благодаря верующим Русской Православной Церкви из разных стран. А 30 сентября в день Святых мучениц Веры, Надежды, Любви и матери их Софии служится литургия. И, конечно же, абсолютно не случайно мы приехали сюда именно в этот день.

Перед входом в храм, на улице, просто, как у нас в России, стояли раздвижные столы, на которых лежали иконы, книги, тут же можно было написать требы и купить свечи. Народу было много, в основном православного, но были и католики. В открытом алтаре служило несколько священников во главе с Владыкой Амвросием, который родом из Молдавии. Отец Максим тоже служил, а Сережа Шильников алтарничал, то исчезая, то вновь появляясь в перемещающихся столпах света, бьющих из узких длинных окон под куполом храма. Некоторые из нашей группы исповедались и причастились. И все приложились к святыням. А потом был крестный ход с выносом иконы, с чтением Евангелия и с кроплением святой водой. И все это меньше чем через сутки после нашего вылета из Шереметьево. И все это в центре Эльзаса, в типично французской провинциальной деревеньке.

По словам Тимофея, такие литургии здесь служатся не раз в год по праздникам, а не реже, чем раз в месяц – по договоренности священства православной страсбургской церкви Всех Святых с местным католическим настоятелем храма.

И еще Тимофей нам сказал, что в Страсбурге активно собирают средства на строительство нового большого храма Всех Святых, потому что старый не вмещает всех страждущих помолиться. Когда о таком просто слышишь, радуешься, но когда видишь воочию, до слез пробивает.

СТРАСБУРГ

Возвращаясь в Страсбург, в историческую столицу Эльзаса, весь центр которой находящийся на острове, окруженном рекой Иль, был признан ЮНЕСКО мировым наследием человечества, мы попали в современный Европейский квартал, проехали мимо похожего на корабль Европарламента, построенного, как символ примирения Франции и Германии, двух государств-первооснователей Европейского союза, мимо Совета Европы, Дворца по Правам Человека и знаменитого «Страсбургского суда». Но, видимо, от того, что это было воскресенье, то решительно никакой жизни, вплоть до самого элементарного человеческого присутствия, мы не увидели. Везде было пусто и тихо. Ну, и слава Богу, что тихо.

А затем нас привезли к кафедральному собору Нотр-Дам (Собору Страсбургской Богоматери или «Розовому Ангелу»), который строился в период 1176-1439 гг. Это один из крупнейших готических соборов в истории европейской архитектуры.

Высота колокольни со шпилем, называемой “Страсбургская свеча”, составляет 142 м. Масштабы собора поражают. На фасаде находятся тысячи скульптур, но легкие конструкции обвивают храм словно кружево.  В конце нашей поездки Маша Потанина сказала, что из всего увиденного самое сильное впечатление у нее осталось от Страбургских дев. Это скульптурное изображение на главном портале собора. Справа – мудрые, в руках которых горящие светильники, они стяжали Святого Духа и спокойны.  Слева – юродивые, которые поглощены каждая своей иллюзией, светильники их пусты, ясно, что до них уже не докричишься, это конец. По известной сентенции: “наказание за грех – сам грех”.

Тимофей так страстно рассказывал об Страсбургском Нотр-Даме, который из всех великих готических соборов самый его любимый, что просто не мог остановиться и ввести нас внутрь. Он явно не устал восхищаться этой, как он говорит, Библией в камне. И сокрушался, что погода была пасмурная, и мы не сможем увидеть, как на закате по-разному освещаются эти просто «горящие  языки пламени» страсбургской башни, впрочем, как и любая архитектурная деталь самой пламенеющей готики. Мы тоже сокрушались и наконец вошли внутрь.  Тимофей начал водить нас по огромному собору от одной уникальной достопримечательности до другой. Больше всего меня поразил его рассказ об астрономических часах, в конструкции которых отразились богословские и философские споры разных эпох, и которые поэтому иногда позволяют себе такую вольность, символизирующую свободу от диктата времени, то есть существование Рая вне временных законов, – бить не двенадцать, а тринадцать раз подряд. И еще меня поразил его детальный и во многом просто искусствоведческий анализ большой скульптурной группы, повествующей о Молении о Чаше Господа и предательстве Иуды. «Посмотрите, как по-разному ученики спят – Петр накинул на себя хитон, чтобы молиться, но глаза у него закрыты. Все они хотят молиться, но не могут…. А Иуда явно торопится. Посмотрите, как у него выпячена нога, а спутанные волосы напоминают клубок змей…»  Я думаю, если бы Тимофей не призвал меня посмотреть внимательно, я бы прошла мимо, скользнув взглядом по этому скульптурному многолюдству. А теперь со вниманием увидев, я вдруг поняла, что ведь так бывает и с тобой, когда знаешь, что сейчас совершишь грех, и торопишься его совершить, как будто какая-то сила тебя несет и не дает остановиться.

Расставаясь на соборной площади на два часа свободного времени, что нам практически каждый день перепадало, мы дослушивали рассказ Тимофея об очередных реставрациях храма, когда вдруг отец Максим, скинув рюкзак со спины, резко бросился бежать между высокими рядами водных струй, бьющими прямо из брусчатки, и то увеличивающими напор воды, то уменьшающими. То есть это такой фонтан-шутиха, в котором обычно резвятся дети в жаркую погоду.  Но отцу Максиму не удалось выйти сухим из воды. Его плащ был насквозь мокрым, а волосы, как после душа. По-моему, он был и обескуражен, что все-таки не успел пробежать препятствие, не замочившись, и одновременно рад, что все-таки рискнул, побежал – ведь так жутко, наверное, хотелось попробовать проскочить, пока стоял, слушал про реставрацию и смотрел на прыгающие перед глазами водные струи…

Никто из наших не попробовал испытать вслед за отцом Максимом эту чистую подростковую радость, зато довольны были все – теперь даже на исповедь подходить к батюшке будет не так страшно. Вспомнишь, как брызги летели с его головы, и рассмеешься.

После всех этих переживаний многие из нас сели на речной кораблик и поплыли мимо старых домов, площадей, то и дело практически натыкаясь на по-деловому снующих уток и горделивых лебедей, которые из-за своей лени казалось еле уворачивались от нас. Но все, к счастью, обошлось. Хотелось бы узнать преодолевают ли они шлюзы, которых на нашем пути было несколько. Из узкого канала – ровно на ширину трамвайчика мы спускались или поднимались на целых метр восемьдесят. Удивительно, что старые-престарые деревянные ворота с железными скобами могут сдерживать такой поток воды.

 

А в Страсбурге вода повсюду. Исторический центр города просто опоясан каналами реки Иль. Речной трамвайчик провез нас не только по знаменитому страсбургскому кварталу Маленькая Франция (Petite France), но и по Европейскому городку, который мы только что объезжали на автобусе. И надо сказать с воды он несколько ожил. Около Европейского суда мы даже увидели двух велосипедистов, ехавших по узкой набережной, практически вровень с водой, вдоль канала.

А когда мы, по совету Тимофея, отпробовали знаменитую страсбургскую свинину с кислой капустой, и собрались в месте встречи на том же месте у дверей кафедрального собора, где разошлись два часа назад, то не великий, конечно же, но все-таки определенно розовый закат пробивающегося сквозь облака солнца осветил или вернее чуть подкрасил пламенеющую готику шпиля.  И глядя на него, трудно было даже себе представить, что же здесь, наверное, творится со светом, цветом, тенями, резными фактурами, перекрывающими друг друга,  когда закат и сам пламенный.

P.S. А еще Тимофей сказал, что страсбургский пирог – это паштет. Сомневаюсь, что кто-нибудь из наших знал об этом раньше.

Уже в темноте мы вернулись в автобус и начали двигаться в сторону Парижа. Кажется, именно в этот раз Тимофей рассказал нам про знаменитую Эльзаскую Святую Одилию, которая родилась слепой, из-за чего отец герцог Аттих, с нетерпением ждавший наследника престола, приказал ее убить, чтобы не возбуждать в своих подчиненных позорные насмешки, но матери удалось переправить девочку в монастырь, где она воспитывалась. Странствующему епископу Эрхарду во сне явился Ангел и потребовал крестить слепую девочку в монастыре. Когда он совершал обряд крещения, 12-летняя Одилия прозрела.  Весть об этом чуде разнеслась по всему Эльзасу. Через несколько лет ее младший брат, узнавший от матери о том, что у него есть сестра, приехал в монастырь и уговорил Одилию вернуться домой. Но когда отец увидел, какая у него красивая и образованная дочь, то решил выгодно выдать ее замуж. Одилия отказалась – она была Христовой невестой. Отец впал в ярость и случайно убил своего любимого наследника сына, который пытался защитить сестру. И только спустя много лет, когда слава о святой Одилии распространилась даже за пределами Эльзаса, ее отец, будучи больным и недужным, простил дочери ее непослушание и чтобы как-то заладить конфликт, подарил ей гору с замком, в котором она основала женский монастырь и стала первой игуменьей. Много чудес совершила Одилия и до, и после, но меня больше всего поразило то, что она годами так молилась за своего отца, что в каменном полу ее кельи до сих пор можно увидеть ямку от коленопреклоненных молитв. В конце жизни Одилии было дано откровение, что ее отец отмолен.  Как сказано в Евангелии: «по неотступности вашей».

Совсем поздно вечером мы приехали в город Метц, чтобы рано утром отправиться в Париж. Так что Метца мы не видели.

3-й день

ПАРИЖ

Днем мы приехали в Париж. Приехали с востока и как всегда Париж обрушился сразу и наотмашь. Никаких промзон, новостроек. Только вроде бы начался и ты уже на Сене, еще две минуты и уже Эйфелеву башню проезжаешь, а там и Нотр-Дам виден. Долго стояли в пробке на Ривoли и Севастопольском бульваре, а потом высадились из автобуса, вышли на не менее, чем Пляс Пигаль, и тем же знаменитую, Сан-Дени и, свернув за угол, оказались у католического храма Сен-Ле-Сен-Жиль, официальной резиденции рыцарей-тамплиеров, которые и в настоящее время отвечают за хранение некоторых святынь, привезенных в Париж во время крестовых походов, в том числе Тернового Венца Спасителя. В крипте храма Сен-Ле-Сен-Жиль хранятся мощи Святой равноапостольной императрицы Елены, которой нам разрешили пропеть тропарь и величание.

В последние годы в католических храмах Европы можно не просто услышать православные песнопения молящихся, но и увидеть православные иконы, висящие на стенах. Не знаю, может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, в этом сказывается не просто пресловутая европейская толерантность, а скорее естественное желание верующих во Христа услышать друг друга, тем более что у нас общие святыни – все, что были до разделения церквей, а ведь это чуть больше десяти веков, и то есть половины всего пройденного пути.

Здесь же, в Сен-Ле-Сен-Жиль, прямо напротив спуска в крипту висит икона Святого преподобного Серафима Саровского. Почти год назад я была в этом в тот момент абсолютно пустом храме и долго стояла перед дверью закрытой крипты, которая, как я узнала, открывается раз или два в месяц по определенным дням. Потом, собираясь уходить, обернулась и увидела прямо перед собой икону Серафима Саровского. От неожиданности я просто застыла перед ней. Через какое-то время ко мне подошел церковнослужитель и спросил: «orthodox?», – я кивнула, он, молча, открыл дверь крипты и пустил меня туда. А сейчас – и тоже в неурочный день – мы все вместе церковным приходом смогли и помолиться Святой равноапостольной Елене, и приложиться к ее мощам. Честно говоря, я толком ничего не знаю про современных тамплиеров, но хранят они святыни, по-моему, то, что называется «с умом».

Потом мы снова вернулись в автобус и нас повезли в гостиницу Ibis в район Эйфелевой башни и Монпарнаса.

По дороге, а потом еще и после того, как прописались в гостиницу, у нас была небольшая, то, что называется, обзорная экскурсия по городу – бывшее «Чрево Парижа», Площадь Согласия, мост Александра III, построенный в знак Франко-русского союза, Дом Инвалидов, Триумфальная Арка, Гревская площадь, Мэрия, собор равноапостольной Марии Магдалины, площадь Трокадеро, Эйфелева башня.  Некоторые в этот же первый вечер в Париже поднялись на нее и под светом мигающих лампочек, кажется, что бегущими струями, стекающими по всем хитросплетениям железных конструкций, и мощнейшего прожектора, как свет маяка, выхватывающего по кругу из темноты весь город, осмотрели его с высоты даже не птичьего полета, а 320 метров.

Продолжение следует…

Татиана Йенсен